Стихи о Великой отечественной войне Евгения Сигарева

Страница 1 из 2

Доклад Старшиновой Л.О.

на конференции «Великая отечественная война  в литературе»

Тверской государственный университет, 24.04. 2015 г.

 

     Для начала  расскажу Вам такой случай. Несколько лет назад я позвонила Евгению Игнатьевичу Сигарёву  9 мая, чтобы поздравить его с Днём Победы. Трубку взяла его жена, Тамара Александровна. «Подожди, Люба,  – сказала она. –  Он сейчас не может подойти. Евгений Игнатьевич перед телевизором стоит. Минута молчания транслируется…».

И мне, действительно, пришлось подождать у телефона. Тогда я  впервые поймала себя на мысли,  что стихи о войне –  это не просто литература, поэзия  для Евгения Игнатьевича, это – часть его жизни…

В телефонной  трубке звучал метроном. Вот так мы и выстояли вместе, получается…

      Тема войны в поэзии Евгения Сигарёва – особенная тема. Когда началась война ему было четырнадцать лет. Война  оказала значительное влияние на психику подростка, определила выбор его профессии в дальнейшем.  Вот отрывок из его автобиографии, написанный в 1980 году:

      «…После отъезда отца на фронт я, только что закончивший седьмой класс, сбежал из Омска на фронт со своим другом Юркой Блиновым. Полгода собирали мы сухари и жмых «на дорогу». В «собачьих ящиках» вагонов добрались мы от Омска до Свердловска, где были обнаружены (поскольку моя мать объявила розыск) и возвращены домой. Видя, что я намерен повторить побег, мать определила меня в Ташкентское суворовское училище»

      А вот как выглядит тот же самый момент в стихах  поэта Евгения Сигарёва:


… Оля, что ж ты проглядела

Тайну общую одну?

Мы с Алёшкой – то ли дело –

Убежали на войну.

 

Улизнули от погони,

От домашней кутерьмы.

Взвод везёт коней в вагоне,

Под вагоном едем мы.

 

В пиджачишках завалящих

Подражаем шантрапе,

И для нас «собачий ящик» –

Чем не мягкое купе?

 

Мы на спинах полнедели

Бьём от холода кадриль.

Через дырки, через щели

Свищет угольная пыль.

 

Хорошо домой бы, к маме…

Теснота – ни встать, ни сесть.

Хорошо коням над нами:

Есть овёс и пойло есть.

 

От огня красна «буржуйка»,

Хоть и греет так себе.

Подвывает ветер жутко

В жестяной её трубе.

 

И дежурный, спину горбя,

Знай поит коней своих,

Всем овса даёт по торбе.

Нам бы торбу на двоих…

                               (Отрывок из поэмы «Иду на голос человека»)

 

     Всю канву этой поэмы составляют его воспоминания о военном времени, многое там описано так, как бы мог рассказать об этом сам Женя Сигарёв в свои пятнадцать лет. Язык очень лёгкий, где-то проскакивают словечки, которые мы бы сейчас с вами назвали молодёжным сленгом.

     Ещё несколько стихотворений Евгений Сигарёв посвятит именно судьбе детей на войне. Расскажет нам в конкретных деталях, что с ними происходило, как они себя вели  среди человеческой боли, среди непосильных работ, которые  выполняли в тылу.  В то же время, поэт Сигарёв максимально старается показать время войны такими лексическими единицами и реалиями, которые понятны нам и сейчас. Например, использует строчку известной песни в заглавии стихотворения, которая сразу настраивает читателя на нужный автору лад.

 

Синий платочек

 

Народу в столовой – культя на культе,

Костыль к костылю,

Кто стоя, кто сидя.

– Подвинься, браток, в тесноте – не в обиде,

Оно потеплее, когда в тесноте.

Хоть слышно вполуха и видно в полглаза,

Но шёпот, как грохот:

– Дежурному – в морг…

И следом: «Посмертно, согласно указу,

Присвоить героя,» – читает парторг.

На карте вдоль фронта флажки маячат.

Парторг покашлял, газету сложив:

– А к нам тут артисты, тимуровцы, значит,

С концертом для тех,

кто покуда жив.

В окошке на кухню – тарелок горка.

Над ней госпитальный запах котлет.

И Лорка выходит.

Волнуется Лорка –

Голодная песня в тринадцать лет.

Прозрачная свечечка, жизни комочек,

Тонюсенький голос пронзительно тих:

«Строчит пулемётчик за синий платочек,

Что был на плечах дорогих»

От боли и горя качает девчонку:

«Крепитесь… Ваш муж и отец… Артналёт…»

Припрятав от мамы письмо-похоронку,

Глотая слезинки,

Лорка поёт.

Сопит баянист, мол, сами с усами,

Мол, рост  – от горшка два вершка – не изъян.

Простужено охнув худыми басами,

Зашелся задёрганный насмерть баян.

В озябшей столовой становится жарко,

Хоть окна ослепли от посвиста пург.

По-бабьи, по-вдовьи всплакнули кухарки,

Глаза повлажневшие вытер хирург.

Колотится крик у сапёра в гортани.

Штрафник, желвачища катая, молчит.

Огромный полковник, что стянут бинтами,

Ладонью по гипсу колена стучит:

– Товарищ хирург, ради них, ради дочек,

Пустите на фронт!

Я их должен сберечь!

«Скромненький синий платочек

Падал с опущенных плеч»